В ГРОЗНОМ, РАССУДОЧНОМ, АТОМНОМ ВЕКЕ
СКОЛЬКО МЫ ДОБРЫХ НАЧАЛ ИЗВЕЛИ!
КАК ЭТО ВАЖНО-СПАСТИ В ЧЕЛОВЕКЕ
СЛОВО, КАК ВЫСШУЮ ЦЕННОСТЬ ЗЕМЛИ!
В. БОКОВ
ЖИЗНЬ - УЖАСНАЯ ШТУКА.
Жизнь- ужасная штука,
Если о ней помыслить.
То захотят повесить,
То захотят повысить,
То тебя в генералы,
То тебя в рядовые,
То тебе гонорары,
То тебе чаевые.
То тебя в Гамбург и Дрезден,
То тебя снова
Сунут в какую-то бездну,
К жабам полесских болот.
И всё-таки: жизнь - это чудо,
А чуда не запретишь!
Да здравствует амплитуда-
То падаешь, то летишь!
МОЛОДОЙ АГРОНОМ
Выходил на поля молодой агроном,
Говорил, что земля в наряде цветном.
Хороша земля - мой край дорогой,
Люблю тебя всей русской душой!
Он не спал допоздна, на рассвете вставал,
Чтобы больше зерна каждый колос давал.
Ветер кудри трепал - золотистый ленок,
Агроном напевал у колхозных дорог:
Молодой агроном не уходит с полей:
Он приходит сюда, как к невесте своей.
Хороша земля - мой край дорогой,
Люблю тебя всей русской душой!
1959
ВЫЧЕГОДСКАЯ МАДОННА
Вычегодская мадонна,
Шея - белые снега.
К ухажерам непреклонна,
К темным личностям строга.
Платье греющего цвета
И рисуночек рябой.
Будто вся она одета
Летней радугой-дугой.
- Мне на речку мамой велено! -
Говорит она смеясь.
А под бровью, как под берегом,
Ходит глаз, как ярый язь.
Вот она выходит к Вычегде,
Вся как стройное весло,
Осторожно ставит ичиги,
Чтобы в речку не снесло.
Ставит ноженьку на камушек,
На белый, что яйцо,
Из корзины вынимает
Голубое бельецо.
Бьет вальком по синей юбке,
Раз и два, и три раза.
А за ней следят из рубки
Капитанские глаза.
- Ах, заметьте! Ах, страдаю!
От любовных гибну мук.
Я с собой не совладаю,
Выпадает руль из рук!
Снизошла она, взглянула
На того, кто кудреват.
Сто ресниц, сто стрел Амура
В капитана вдруг летят!
- Слышать это мне нелестно,
Если вы из-за любви,
Из-за личных интересов
Так рискуете людьми!
Бровь кокетливо ломает
И, прелестнейшая лань,
Энергично выжимает
Чисто вымытую ткань.
А из рубки обалдело
Капитан речной глядит
И гудком, совсем не к делу,
Вдоль по Вычегде гудит!
1961
ДВА НЕДОРОСЛЯ
Жил я у Марьи Ниловны
В маленькой комнатушке.
Окон в ней вовсе не было,
А я распевал частушки.
Не в том была моя трудность,
Что двести платил целковых.
А в том была моя трудность -
Два сына у ней бестолковых.
Два недоросля, два ужасных,
Толкавшихся средь москвичей,
Два обладателя ясных,
Бессмысленно-ясных очей.
Они ко мне шли за книгами,
Страницы листали, читали,
Ногами с дивана дрыгали,
Над строчками хохотали.
Фета читали, как Зощенко,
Тютчева, как Аверченко.
Потом заключали: - А в общем-то
Интересней послушать Лещенко!
Они молоко накрывали
Поэтами всех веков.
Под патефон напевали
Бессмысленный дуэт дураков.
1961
РАБОТА
Сначала спины темнеют от пота,
Потом они белеют от соли,
Потом они тупеют от боли,
И все это вместе зовется: работа!
Мне скажут, что время бурлачье минуло,
Что спины эпоха моя разогнула,
Меня обвинят, что я век наш ракетный
Хочу поменять на старинный каретный.
А я не согласен. Любой академик
Руками - рабочий. И это спасенье.
Когда он рубанок берет в воскресенье,
И доски строгает и гвозди вбивает,
И всю математику враз забывает,
Как после ему, академику, спится,
Какая счастливая боль в пояснице!
1962
ПАЛЬЦЫ
Пальцы - тонкие ладьи,
Вы до гроба неразлучны.
Как вы музыке сродни,
Как вы Моцарту созвучны!
Ревностно держа резец,
Все решительно умея,
Вы творите образец,
Пред которым все немеют.
Опираясь на ладонь
Рук рабочих, исполинских,
Создаете вы мадонн
Вологодских и сикстинских.
Вам знакомо трепетанье,
Жар любви. И это ложь,
Если вы берете нож,
Чтоб добыть на пропитанье!
1959
УСТЮЖАНКИ
Шли бабы с туесами
По полю, овсом.
И рассуждали сами
Решительно о всем.
Одна была рябая.
Такая рябина
Бывает рано утром
На реке Двина.
Другая - вся пунцовая,
Как маки у плетней,
Наталья Огурцова,
Мать семерых детей.
А третья вся, как сыр, кругла,
Как белая лилия,
Как луна из-за угла,
Когда ее всю вымыли.
Все три не парижанки,
«Пардону» нет в словах,
Все три устюжанки,
Выросли в лесах.
Около клюквы,
Около зайчих,
И книжные буквы
Не жаловали их.
Одна сказала: - Совесть
Должна быть у всех. -
Другая возразила:
- Есть, но не у всех!
Одна сказала: - Солнце -
Раскаленный шар,
Спусти его пониже,
Получится пожар.
Другая уверяла,
Что град все тот же лед,
А третья горевала,
Что зять весь месяц пьет.
В бору все три умолкли, -
Другой был интерес.
Глаза их, как бинокли,
Обшаривают лес.
Вошли они в орешник,
Под птичий шум и крик.
Мерещился им леший,
А это был лесник!
А сыновья их где-то,
Во всех концах земли,
В университеты
С учебниками шли.
1961
ТРИ ТОПОРА
Идут три плотника веселых,
Три топора и две пилы.
За что во всех поречных селах
Их приглашают во дворы?
За то, что сказочно и чудно
Они владеют ремеслом,
При их содействии нетрудно
Пустить все старое на слом.
Все могут сделать! Даже гусли.
И не кому-то, а Садко!
Река их жизни в этом русле
Течет правдиво, глубоко.
Идут мои мастеровые,
Три молодца как на подбор.
- Вы чьи, ребята?
- Мы двинские.
Свой род ведем из Холмогор.
И вот уже встают стропила,
И щепки свежие летят.
И с вдохновенным жаром-пылом
Все три топорика блестят!
КОЧЕГАР
Я кочегар. В печах шурую,
Мне уголь каменный - родня.
Я ночь январскую штурмую
Багровым пламенем огня.
Он мечется то рыжей белкой,
То выгоняет стаю лис,
Берет с лопаты уголь мелкий
И замирает, словно рысь.
И вдруг - прыжок! И снова пламя,
Махая огненным крылом,
Летит решительно и прямо
В трубу, как ведьма с помелом!
Я не бобыль, есть внучки, внуки,
Вхожу к ним, сразу говорю:
- А ну, садитесь, грейте руки,
Я вам тепло свое дарю!
- Ах, дедушка! Ты где скрывался?!
- Скажу тебе, хоть ты и мал:
Лопатой в уголь зарывался
И в топке счастье добывал!
1960
Опять земля в ненастьях и туманах!
Ложатся листья тихо умирать.
Земля не на китах, а на Иванах,
И потому ей хорошо стоять.
И потому ее стальной ладонью
Поднимут и уложат в борозду,
И снова встанут скирды и одонья,
И новый хлеб потянет соль в ноздрю.
И потому в душе не безнадежно,
Она жива, как за корой стволы,
Когда на землю вкрадчиво и нежно
Роняют журавли «курлы, курлы».
Стучит ненастье топорами капель.
Спят лесорубы на лесном дворе.
А осень, закадычный друг-приятель,
Бредет болотом с клюквой в подоле.
- Дай ягодку! -
Холодная кислинка
Вдруг делает тебя богатырем.
Все, что увидим, все, что нам приснится,
Мы все с земли, как ягоду, берем!
На всех широтах и меридианах
Ее тревожат рельсы и гудки.
Она не на китах, а на Иванах.
А им — любые подвиги с руки!
1960
СВЯЩЕННИК В ЭЛЕКТРИЧКЕ
Священник в электричке что-то пишет,
Прижав бумагу белую к окну.
А ветер легкомысленно колышет
И путает святую седину.
Через плечо служителя читаю:
«Деньки установились горячи.
На небе незаметно тучки тают,
Черемуха цветет, кричат грачи».
Подумает чуть-чуть и вновь запишет:
«Я видел головастика в воде.
Он жабрами совсем как рыба дышит».
Святой отец! А проповеди где?!
Снуют скворцы по новеньким скворечням,
Цветет и манит пчел к себе лоза.
И вижу я, как бредят чем-то грешным
Зеленые поповские глаза.
И говорю ему я из вагона,
Стоящему где солнце и ручьи:
- А ты, отец, возьми прочти с амвона:
«Черемуха цветет, кричат грачи!»
1961
СТАРИК.
Старик с утра ругает старуху:
- Хлеб зачерствел, пересолен суп,
Что ты скупишься, живем не в проруху,
Положила б побольше круп!
Заварила б покрепче чаю,
К чаю, может бы, что нашлось…-
Он не видит, а я замечаю,
Что старуху довел до слез.
Возмутительно-непонятно,
Откуда в старом столько вреда?
Почему так нахально-квадратно
Разрослась его борода?
Уж если растет борода,
Должна расти доброта!
1960
Переведите на французский
Или на тот, что в островах,
Я все равно характер русский
Не изменю в чужих словах.
Не вставить в клетку мне грудную
Чужого сердца ход стальной.
Я буду речь свою родную
Отстаивать любой ценой.
И, несмотря на разный опыт,
На разный стих в иной земле,
Я буду в рифме звонко хлопать,
Как пастухи у нас в селе.
Я буду так же улыбаться,
Как на причалах у Оки,
С недобрыми людьми ругаться,
Не подавая им руки.
Моей строке не жить без крова
Под сводом бездны голубой.
И на чужих дорогах слова
Я постараюсь быть собой!
1957
НА ЗАКАТЕ
Вечернее солнце садится,
Спокойно идет на закат,
И в новые окна глядится,
Которые только стеклят.
А день не смолкает, гудит,
Гремит, говорит и смеется,
С перрона сиреной трубит,
А с палубы песнею льется.
Строители тянут карниз,
Встал дом на былом пепелище.
О солнце! Скорее вернись,
Чтоб завтра достроить жилище.
Чтоб всех из подвалов извлечь,
Избавить от бледного мела,
Чтоб каждую душу сберечь
Для нашего общего дела!
1958
ШОФЕР
Зима до крыш, до крон сосновых,
До круч отвесных, до вершин.
Она на дугах, на подковах,
На радиаторах машин.
Как далеки ее владенья!
Как глубоки ее снега!
Но держат намертво сцепленья,
На скорость твердо жмет нога.
Лицо скуластое в кабине
Глазами даль снегов сверлит,
Цветет, как грозди на рябине,
Улыбкой губы шевелит.
Не устают глаза большие
Влюбленно шарить по земле.
О, как уверенно, Россия,
Ты держишь руки на руле!
1958
КРУЖЕВНИЦЫ
Раньше думали: воля господа
Управляет усильем ума.
С этим девушка вологодская
Не согласна: она сама!
- Как зовут тебя, девушка? -
- Августа.
Вот уж год я в артели плету. —
Друг мой северный,
слушай и радуйся,
Здесь коклюшки поют на лету.
За ресницами очи серые,
Неожиданные, как весть.
Сколько в них милой скромности Севера,
Целомудрия здешних мест!
Мастерская наполнена гомоном -
Кружева, кружева, кружева.
Цех не очень-то важный, не доменный,
Но и в нем память предков жива.
Замечательное плетение!
Открывается мир чудес,
Это, собственно, изобретение,
Мастерство кружевных поэтесс.
В стекла окон стучатся синицы,
Говорят за мембраною рам:
- Не забудьте о нас, кружевницы,
Дайте место в узорах и нам!
1959
Глина и известь,
Камень и кельма -
Это не низость
И не смертельно.
Уголь и руды,
Шахты и штреки -
Это и трудно
И честно навеки.
Герб наш советский
Не зря колосится,
Он с каждой строчкой
Моей согласится.
Благословит
И к станку, и к лопате,
К честной, потовой
Советской зарплате,
Чтобы бесстрашно
Руки ваяли,
Чтоб человеческий труд
Не роняли.
1957
КНИГА - УЧИТЕЛЬ
Книга - учитель,
Книга - наставница,
Книга - близкий товарищ и друг.
Ум, как ручей, высыхает и старится,
Если ты выпустишь книгу из рук.
Бедным считайте такое жилище,
Где вся забота — набить бы живот,
Где калорийная, вкусная пища
Пищу духовную не признает.
Книга - советчик,
Книга - разведчик,
Книга - активный борец и боец,
Книга - нетленная память и вечность.
Спутник планеты Земля, наконец…
Просился месяц ночевать
В забытой деревушке.
- Тебе привычней кочевать! -
Ответила старушка.
Засим захлопнула окно -
Чего пустое баить.
Сидит себе. В избе темно.
В потемках щи хлебает.
«Ну, что ж? Тогда устроюсь в стог,
На травяном постое.
У бабки нрав, видать, жесток,
С такой и спать не стоит!»
Наелся сена. Вышел пить,
В волне воды ломаясь.
«Не кипяченая! Как быть?
Я животом не маюсь!»
Напился. Фыркнул громко:
- Б-р-р-ы!
В себе души не чает.
И вот спустился под обрыв,
Там мельницу встречает.
На водяное колесо
Тотчас верхом уселся.
Не усидел на нем. Снесло.
Нырнул и осмотрелся.
Свои ученые умы
Ему представил омут.
Навстречу выплыли сомы,
Один рече другому:
- Какая светлость! Вот бы нам
Упрятать под корягу,
На удивление вьюнам,
И окуням-варягам.
Та мысль нечаянно далась
Красавцу в черном фраке.
Со дна решимость поднялась -
Мы говорим о раке.
Подплыл он к месяцу тогда
С огромными клешнями.
Что было дальше - навсегда
Останется меж нами.
Чего-то стоила гульба
По омуту светиле.
С тех пор с его большого лба
Отметки не сходили.
И коль рассматривать начну
Его лицо рябое,
Я вижу, что одну клешню
Он взял тогда с собою.
Пора подыскивать мораль
Писанию такому:
Старушка не пустила. Жаль!
Все было б по-другому!
1948
Коль сердце черствое,
Заметит ли оно,
Что небо
В землю влюблено?
Нагнется ли
Над первою травой,
Как над дитем
С раскрытой головой?
Подымет ли пчелу,
Что вымокла в пути,
Чтобы сказать:
- Обсохни и лети?!
Нет!
Сердцу черствому
Все это не дано,
Собой живет,
Собой умрет оно!
1949
ФАБРИЧНОЕ
Утро по локоть в мыльной пене,
У стиральных корыт, у белья.
Ивы падают на колени
Перед чистым журчаньем ручья.
На мосточках колотят вальками,
Выжимают, полощут, синят.
На плечо подымают руками,
Ни минуты зазря не сидят.
Сколько прелести, грубости милой
В лепке каждого бюста, в плечах,
Сколько скромного хвастанья силой,
Что взросла на рабочих харчах!
Загудел!
Налилась проходная,
Закачалась людская волна.
Чем мне фабрика стала родная?
Тем, что труд уважает она.
Тем, что руки здесь некогда холить,
Тем, что хлебу нет время черстветь,
Тем, что в цех сюда совесть заходит,-
Только не за что людям краснеть!
1954
Отыми соловья от зарослей,
От родного ручья с родником,
И искусство покажется замыслом,
Неоконченным черновиком.
Будет песня тогда соловьиная,
Будто долька луны половинная,
Будто колос, налитый не всклень.
А всего и немного потеряно:
Родничок да ольховое дерево,
Дикий хмель да прохлада и тень!
1954
КРАСОТА
Красота страшней кинжала,
Злее жулика в кустах.
У нее такое жало,
Что укус змеи - пустяк!
У нее глаза, как бритвы,
Как ножи, как лемеха.
Что бессилие молитвы
Перед вызовом греха?!
Берегитесь, братцы, беса,
Арендующего ад!
Безопасней возле ГЭСа,
С миллионом киловатт!
Тут смертельно, но не очень,
Ток запрятан в провода,
Красота же - ловкий ловчий,
Души ловит в невода.
Сортирует, солит, вялит,
Прячет в бочках и в торфу
И таких гигантов валит,
Что и Петр Великий - тьфу!
1960
Девушка, как цапля в целлофане,
Мокнет на трамвайной остановке.
Пристает к ней мелкий-мелкий дождик,
А она не сердится нисколько!
Сквозь туман окраины рабочей
Движутся стальные донкихоты,
Башенные краны к ней шагают:
- Мы тебя проводим, дорогая! -
И идут! И хвастаются оба:
- Этот дом высотный я построил!
- Этот Дом культуры я закончил! -
Девушка смеется:
- Вы прекрасны! -
А сама ныряет в переулок,
Умоляя:
- Дальше не ходите! -
И стоят два башенные крана,
Как вдовцы. А девушка шагает
Через мелкий-мелкий дождик.
Светится фигура в целлофане,
Светится дождинки на ресницах,
Светится невинная душа!
1960
ДЕВУШКЕ
Той, с которой чистой дружбой дружим,
Искренне даю такой совет:
Слишком рано, в восемнадцать лет
От всего отгородиться мужем.
Радуйся и сердце береги
В несказанной прелести наива.
Ты успеешь.
Счастье впереди.
Зрей во всем до полного налива!
Он придет.
Хороший. По тебе.
Только бы умела ты дождаться,
Только бы смогла тому не сдаться,
Кто лишь эпизод в твоей судьбе!
1949
ПАРАЛЛЕЛИ
У каждого дома своя городьба:
Где колышки, а где - тынник.
У каждого человека своя судьба,
Кто довольствуется, а кто стынет.
У каждого дома свое окно,
Где пошире, где поуже.
Каждого человека куда-то влекло.
Кого - по океану, кого - по луже.
У каждого дома свое крыльцо,
Своя бабушка, свои сказки,
Но не у каждого человека свое лицо,
И даже свои маски!
1949
ДО САМОЙ СТАРОСТИ...
До самой старости,
Что метит мелом,
Живите яростно
На свете белом.
Не дотлевание,
Не дым костровый,
А волнолвание –
Вот основа!
Вдаль отправляйтесь,
Всю землю смерьте,
И не сдавайтесь
До самой смерти!
В наследство детям
Оставьте ярость.
Веселый ветер,
Упругий парус!
КРАСИВО ОДЕВАЕМСЯ
Красиво одеваемся, не спорю!
Тончайшие шелка и шерсти есть.
Но я признаюсь, я от вас не скрою
Моих тревог за внешний этот блеск.
Он нужен нам. И в этом нет порока,
Что спрятана в нейлон изящность ног.
Но, барышня, возьмите томик Блока,
Прочтите вслух хотя бы восемь строк!
Я знаю, что костюм вот этот в клетку
Затмил собою новогодний бал…
Но, юноша, ты забываешь кепку,
Которую Ильич в руке сжимал.
С достоинством садишься ты за столик
В кафе, излишне вежливый с людьми.
А Моцарта ты слушаешь? А Сольвейг
Возвысила тебя мольбой любви?
А это кто мелькнул в толпе? Стиляга!
На длинной шее — грива, как у льва.
Он — пересохший ключ на дне оврага,
И около него трава мертва!
Простите мне всю прямоту признанья,
Поймите благородный мой протест,
Но форма, если нету содержанья,
И тело, если нет души, — протез!
СКАЖИ, ЧЕЛОВЕК
Скажи, человек, чего же тебе не хватает?
Зачем ты нахмурился? Или увидел врага?
Зима, говоришь, надоела. Но завтра растает,
И речка с восторгом затопит свои берега.
Скажи, человек, почему ты такой суетливый?
Зачем ты торопишься, всюду успеть норовишь?
Ты малого хочешь, когда говоришь: «Я счастливый»?
Счастливый, когда вдохновенно творишь!
Но как же бескрыло твое прозябанье,
Мелка твоя скука, притворна мигрень…
Я это сейчас говорю не тебе в назиданье -
Себе самому за бездарно проведенный день!
1978
ДВЕ ВЕЛИЧИНЫ
Индюк во всем богатстве оперенья
Какую-то пичужку повстречал.
И вот в припадке самомненья
С ней разговаривать начал:
- Как ты мала! Как ты ничтожна!
Тебя приметить невозможно!
Как ты раскрашена серо -
Ни в грош пойдет твое перо!
Тебя не взял бы я слугою.
Индюк, расправив хвост дугою,
Надулся важно: — Глянь-ка, ты!
Тебе такой бы красоты!
Вся жизнь твоя прошла бы в славе.
Где ты живешь?
- Вон в той дубраве.
В роскошном убранстве ветвей.
- Сама кто будешь?
- Соловей!
1950
ОТ МОДНОСТИ НЕ ТРЕБУЙТЕ НАРОДНОСТИ...
От модности не требуйте народности,
Народность - это почва, это плуг.
И только по одной профнепригодности
Решаются ее освоить вдруг.
Народность не играет побрякушками,
И чужероден ей любой эрзац.
В ней золотом сияет имя Пушкина,
Ее не так-то просто в руки взять.
Народность — это тара тороватая,
Наполненная тяжестью зерна,
Народность — это баба рябоватая,
Которая земле своей верна.
Народность циркачам не повинуется,
Она для них - бельмо, живой укор.
В ней Данте, Пушкин, Гете соревнуются,-
Что мода для таких высоких гор!
1965
РУКИ
Присматривайтесь к опытным рукам!
Они в морщинах и в набухших венах.
Я находился вместе с ними сам
В дневных, в ночных, в вечерних сменах.
Я замечал: в них мало суеты,
Движения расчетливые, трезвые.
Сосредоточенно работой заняты,
Они минутным отдыхом не брезгуют.
Я наблюдал, как эти руки спят,
Как режут хлеб и мякоть каравая.
Когда они на скатерти лежат,
Покоится в них гордость родовая.
Когда они орудуют резцом,
Не подберешь в тот миг для них сравненья,
Не нарисуешь никаким словцом
Их занятость, высокое уменье.
Не обижайте этих рук, друзья!
Любите их от всей души, поэты!
И помните: без них никак нельзя,
Они в ладонях держат труд планеты!
1960
РАБОТА
Сначала спины темнеют от пота,
Потом они белеют от соли,
Потом они тупеют от боли,
И все это вместе зовется - работа!
Мне скажут, что время бурлачье минуло,
Что спины эпоха моя разогнула,
Меня обвинят, что я век наш ракетный
Хочу поменять на старинный, каретный.
А я не согласен! Любой академик
Руками - рабочий. И это спасенье,
Когда он рубанок берет в воскресенье,
И доски стругает, и гвозди вбивает,
И всю математику вдруг забывает.
Как сладко потом академику спится,
Какая счастливая боль в пояснице!
1962
ГИМН ХЛЕБОРОБУ
Кому мы обязаны тем
что за нашим столом
Веселье и песни, а в доме
светло и просторно?
Toму мы обязаны, что
за колхозным селом
Чернеет земля, под землею
проклюнулись зерна.
Их сеяли люди, ладони
которых грубы,
Обветрены ветром широких
российских просторов.
Сердца их чисты
и прекрасны, глаза голубы,
а руки привыкли
к уверенной силе моторов.
Те люди забыли полоски
старушки-сохи -
Машина и пашет, и жнет,
и молотит на славу.
С какою любовью я им
посвящаю стихи
И знаю, что люди вот эти
и кормят державу!
Поклон вам, герои, умельцы,
владельцы земли.
Спасибо за ранние
выходы в поле.
Труду полевому вы отдали
все, что могли,
Нам впору учиться у вас
в полевой вашей школе!
Вот хлеб на столе. От него
так и веет теплом,
Полынью и снегом,
антоновским яблоком
спелым,
За ним и весна, и весенняя
тучка, и гром,
И страсть хлебороба
заняться
порученным делом!
1975
ПАВЛОВНА
Вот и состарилась Павловна!
Силы бывалой не стало.
Никуда-то она не плавала,
Никуда-то она не летала.
Только штопала, гладила,
Пуговицы пришивала.
Изредка слушала радио.
Молча переживала.
Были у Павловны дети,
Потом у детей - дети.
Чьи бы ни были дети,
Надо обуть и одеть их.
Как это получилось,
Что ты одна очутилась?
Павловна тихо вздыхает,
Медленно отвечает:
- Старший сынок под Берлином,
Не отлучишься - военный.
Младший в совхозе целинном
Пахарь обыкновенный.
Дочки - они за мужьями,
Каждая знает свой терем.
Я уж не знаю, нужна ли,
Старая дура, теперь им?!
Я - догоревшая свечка,
Мне уж не распрямиться.
Жизнь моя, как головешка
После пожара, дымится!..
Павловна! Я напишу им
Сейчас же о встрече нашей.
Павловна! Я попрошу их,
Чтоб относились иначе.
Скажу я им: вот что, милые,
Плохо вы мать бережете!
Она отдала вам силы,
А вы ей что отдаете?
1962
ПРОВОДИЛ НОЧНЫЕ ПОЕЗДА...
Проводил ночные поезда,
Промелькнула ты в ночном халатике.
Выхожу на связь с тобой, звезда,
Выхожу на связь с тобой, Галактика.
Жители иных планет,
Существа неведомо далекие,
Много ль вас? Иль вовсе нет?
Вы - как мы? Иль вы - четвероногие?
Посигнальте! Дайте ноту «ля»,
Для настройки служит хорошо она.
Может быть, услышит вас Земля
И тотчас пошлет за вами Шонина?
Жду ответа, стоя на земле.
В пальцах мну пахучую былиночку.
Тишина, петух поет в селе,
А другой спешит к нему на выручку.
Опрокинут неба звездный ковш,
Кроны не шелохнут тополиные.
Нет и нет ответа. Что ж,
Будем ждать, земляне терпеливые.
МИКУЛА
Егору Исаеву
Не за стеною монастырской
Микула сошку мастерил,
А на равнине богатырской,
Где ворон каркал и парил.
Бесхитростен был сельский витязь,
Он черный хлебушек кусал.
Он валунам сказал: - Подвиньтесь! -
Да приналёг и сдвинул сам.
И все дела! И конь саврасый
Борзо пошел по борозде.
Без норова, без разногласий,
Отлично знал он, в чьей узде.
И затяжелила земелька,
Глянь - и налился колосок.
И вот уже дурак Емелька
На печку русскую залег.
Сказал: - А ну, лети, родная! -
И полетела печь, как пух.
Не печь - кибитка удалая,
А в ней огонь и русский дух.
Жалейки, дудки и свирелки,
Все появилось на Руси.
И гусли, и игра горелки,
И бабы царственной красы.
Стоял Микула и не верил,
Что столько жизни от сохи.
Хмелел и целовал деревья,
Случалось, даже пел стихи!
В нем пахарь уживался с воином,
Покоя не было кругом.
Он с пашней управлялся вовремя
И вовремя кончал с врагом.
Друг! Не хвались, что ты из Тулы,
Что ты механик и Левша!
Ты от сохи и от Микулы,
Ты Селянинова душа!
16 ноября 1972
БЕРЕГИТЕ ЛЮДЕЙ
Человеку несут
Апельсины, печенье.
Для него уже это
Не имеет значенья.
Он глядит на людей
Снисходительно-строго:
- Если б это, родные,
Пораньше немного!
Был я молод, горяч,
Всюду был я с народом.
А теперь обнимаю
Баллон с кислородом.
Как младенец, сосу
Кислородную соску.
Каши мне принесут,
Съем от силы две ложки.
Если губы замком,
Если годы согнули,
Не поможет фабком,
Не помогут пилюли.
Не помогут цветы,
Цеховые конфеты в складчину,
Не подымут они
Богатырского вида мужчину,
Надо вовремя
Душу спасать человечью
Апельсинами, отдыхом,
Дружеской речью!
О, не будьте, не будьте
В гуманности лживы!
Берегите людей!
Берегите, пока они живы!
1961
УЧИСЬ ЛЮДЕЙ ЛЮБИТЬ.
«Когда уходит лето, тогда приходит осень,
Когда уходит осень, тогда спешит зима,
У человека - сердце, у человека - совесть,
А есть ли в тебе это? Ты мне ответь сама…
Когда тебя полюбят, когда тебя голубят,
Когда тебя голубят, тогда ты весь, как луч!
На небе светит солнце, по небу ходят тучи,
Брось, милая, сердиться. И выгляни, выгляни из туч.
Когда тебя прощают, тогда тебя жалеют,
Когда тебя жалеют, тогда охота жить!
Есть на земле дороги, есть у людей тревоги,
Умей прощать обиды,
УМЕЙ ПРОЩАТЬ ОБИДЫ!
УЧИСЬ ЛЮДЕЙ, УЧИСЬ ЛЮДЕЙ ЛЮБИТЬ!"
ФУФАЙКА
Кому-то не понравится,
И кто-то здесь поморщится,
Но пусть она прославится
Как первая помощница,
Она -
Фуфайка ватная,
В линеечку стеженная,
Рабочая и ратная,
Морозами стуженная.
В ней первые строители
Кузнецкого бассейна
Свою подругу видели,
Она была - спасенье.
Она пришлася по́ сердцу
Советскому народу.
Она под землю просится,
Чтобы шурфить породу.
Ей ничего не станется!
За ней ли гнаться шубам?
В тайгу бесстрашно тянется
На плечи к лесорубам.
Удобная, просторная,
В ней нету неуклюжести!
Хотя и не бостоновая,
В сто раз милей с наружности!
Ее, свернув в калачик,
Кладут под головами,
И будят не иначе
Хорошими словами:
- Вставай, моя надеечка,
Мой ватничек, дружочек,
Подружка-телогреечка,
Опять гудит гудочек!
В ней люди ходят с гордостью
Московскою панелью,
Она сравнялась доблестью
С военною шинелью!
1949
РАСТРАТЧИК
Ему за тридцать стукнуло,
А он все в тягость ближним.
И ничего-то путного
Еще не сделал в жизни.
Он к той, что в жены прочили,
Не привязался на́веки.
Ни сына и ни дочери
Не подымает на руки.
Хоть голова и увита
Волос веселой смолью,
Но редкий день не налита
Она чугунной болью.
Он не у книжных полок,
А у пивных у стоек.
Он не с Толстым и Гоголем -
Ему другое подали.
Он пьет, не разбирается,
Нет водки - глушит рислинг.
Как нищий, побирается
Чужою крошкой мысли.
Не слышал он в лесу дрозда,
Не лазил по долинам,
Он не дышал тобой, гроза,
Не бредил летним ливнем.
Как грош меняет медный,
Растрачивает дни.
Скорей к нему, немедля
На выручку шагни!
Нам жизнь дана ненадолго,
Открой ему, поэт:
Она всего как радуга -
Была, цвела - и нет.
1955
ДВАДЦАТЬ ТАПОЧЕК
Двадцать тапочек сушились
На заборе общежитья,
Десять девушек гляделись
В голубые зеркала.
Не гудок, не производство,
Не местком, не руководство,
Не техминимум станочный,
А гулянка их звала.
Крышки хлопали над супом,
Лук шипел на сковородке,
Молча жарилась картошка,
Разбухал лавровый лист.
В это чудное мгновенье
Прозвучало отровенье.
В голубой косоворотке
Подошел и тронул кнопки
Чернобровый гармонист.
Руки девушек-прядильщиц
В доме окна отворили,
Пропадай, супы и соус,
Выкипай до дна, обед!
И по лестнице немедля
Каблучки заговорили,
Крепдешин заулыбался,
Заструился маркизет!
Матерям отдав заботы,
Старикам оставив думы,
Неумолчно, неустанно
Веселилась молодежь.
К разноцветью майских платьев
Льнули серые костюмы,
Пять блондинов, три брюнета,
А один - не разберешь!
Под раскидистой березой,
У фабричного забора,
Где гараж и где в разборе
Две коробки скоростей,
Состоялся многолюдно
Праздник юного задора
И ничем не омраченных
Человеческих страстей.
После звонкого веселья,
После вздохов под луною,
После смелых, недозволенных
Заходов за черту,
Не плясалось и не пелось,-
Хлеба черного хотелось,
С аппетитом шла картошка,
Голубком летала ложка
То к тарелке, то ко рту!
Крепко спали на подушке
Шестимесячные кудри,
И чему-то улыбался
И смущался алый рот.
И стояли неотступно
Озабоченные будни
У парткома, у фабкома,
У фабричных у ворот.
1956
СИТЕЦ
Чем этот ситец был им люб?
Никак мне непонятно.
Рвались к нему улыбки с губ,
И было всем приятно.
Кричала очередь: - Неси!
Отмеривай, не мешкай,
Торгуй, как надо, на Руси -
По - совести советской!
Горячка продавцам была,
Пот в три ручья катился,
А ситец хлопал в два крыла
И на руки садился.
Он цветом близок был бобу,
В нем не было печали.
Другие ситцы, как в гробу
Покойники, молчали.
А этот… что за лиходей!
Все деньги брал по сумкам.
Он призывал к себе людей
Не голосом - рисунком!
Он был не марок, не линюч,
Как раз чтобы носиться.
Решил и я - не поленюсь,
Возьму такого ситца.
Дошел черед, я попросил
Всего четыре метра.
Рубашку сшил и проносил,
Представь себе, все лето!
Я в ней ходил по борозде,
На лодке плыл по Каме.
И всюду спрашивали: - Где
Вы ситец покупали?
Где покупал, там больше нет -
До ниточки распродан.
…Таков ли ситец ткешь, поэт,
Для своего народа!
1956
Эскалатор подымает на́верх
Озабоченность рабочих лиц.
Почему же я, чтоб землю славить,
Не про них пою, а про синиц?
Им железо надоело в цехе,
У мартеновских печей.
Пусть услышат радость в детском смехе,
В разговоре галок и грачей.
В этот ранний час я с вами.
Прочь заботы! Утром ли грустить?
Хорошо бы с рук над головами
Голубя пустить!
1956
ЛЕНИН
Нет весны без весеннего веянья,
Без густого гудения пчел.
Нету дня, чтобы жил я без Ленина,
Где бы ни был, куда бы ни шел.
Речи Ленина знаю на память,
Все в них правда, они нам не лгут.
Каждое слово на крыльях летает,
Каждая мысль пашет землю, как плуг.
Взгляд нацелен в тысячелетия,
В звонкое завтра, что смело идет.
Первые слезы мои - это смерть его,
Первая радость - во мне он живет.
Доброта и хитринка лукавая
Полюбились мне с детства еще.
По-отцовски ложилась рука его
Не однажды ко мне на плечо.
В бой звала и в колхозные борозды,
Чтобы мирным колосьям цвести.
И любые невзгоды, и горести
Помогала с дороги смести.
Сколько зерен на хлеб перемолото!
Сколько поднято новых знамен!
Если я и сберег в себе золото,
Как беречь, мне подсказывал он!
Ленин!
Слово весеннее, юное,
С очистительным пламенем гроз.
С полной верой в него,
За Коммуною,
Распрямляясь,
Иду в полный рост!
1956
РЕБЯТА, ЕСТЬ РАБОТА!
Ребята, есть работа!
Нелегкая притом.
Охота, неохота -
Вы скажете потом.
В глухой тайге, в Сибири,
В горах, за пихтачом,
Такой ларец открыли,
Что сказка ни при чем!
Теперь ребенок скажет,
Что чудо-чудеса
Ушли из старых сказок
В Сибирь, на Томуса.
Там уголь вышел наверх,
Залег глубоко вниз.
Его нам хватит навек,
На нас, на коммунизм.
Там руки крепнут крепью,
Там всюду комсомол,
Там все дела конкретны,
Там не слова, а тол.
Там по три смены эхо
Дрожит взрывной волной.
Желаете поехать?
Поедемте со мной!
Не бойтесь, не вербовщик,
Ни в чем не обману.
Я от стиха рабочий
И строю всю страну.
Оставьте дом и кухню,
Галдеж и примуса.
Нам ветр споет попутный:
- Вперед, на Томуса!
Ребята, есть работа:
Двухсотметровый пласт,
И ждет он не кого-то,
А нас - и только нас!
1956
В ЧАЙНОЙ
Осенью
Первоначально
Тянет
В закусочную и в чайную,
Не на вино и квасы -
На созерцанье красы.
Там,
Среди этикеток с наклейками
И бурлящего в горлышках зелья,
Ходит, как по лесу солнышко летнее,
Молодая, тридцатилетняя
Геля.
Геля?
Русская?
Даже крестили?
Это сверх пониманья!
Сколько имен появилось в России,
Кроме Ивана и Марьи!
Геля.
Гелиос.
Роза в простенке.
Русский
Равнинно-лесной самоцвет.
Она, как светило, сияет в райцентре,
Потому что электричества нет!
Вы напрасно ей улыбаетесь,
Тешитесь тайною мыслью: «А может?»
Нет! Она не из тех,
Ошибаетесь,
Сердце свое кому зря
Не предложит.
Писали ей письма, объяснялись на слове,
Сватали, даже грозили убить,
А она глядела глазами прекрасными
И говорила: - Мне двух не любить!
Кто же он?
Балалаечник тихий,
Святой чудачок, виртуоз на струне.
И звать-то его по-чудному - Епифий,
И ходит-то он не в пальто - в зипуне.
- За что ты его полюбила? - пытают
Районные дуры, глядя в ридикюль. -
Зачем ты с ним ночи свои коротаешь?
Что значит он, твой балалаечник?
Нуль!
Она заступаться не думает даже,
Слова бережет в узелке своих уст,
Лишь скажет им робко: - А мне он гораже,
Больнее, чем погнутый бурею куст!
Торговля скомпрометирована дельцами,
Кто ее не пробовал клясть!
Но разве можно с такими глазами
Красть?
Стою у стойки, не пьющий спиртного,
Не знающий водочной азбуки,
Хотя переулками мира блатного
Водила судьба меня за руки.
Веселье из горлышка льется,
Кричат со столов во весь рот:
- Кто это возле буфетчицы вьется?
Скажите: пустой номерок!
Она как не слышит:
- Огурчик в рассоле.
Хотите семги? Кусочек сига?
Халва, холодец, колбаса, патиссоны! -
Все продает она, кроме себя!
1956
ВОЗНИЦА
Под санями - снег,
От полозьев - скрип.
Под снегами - хлеб
Хорошо укрыт.
Россыпь гривы,
Звон хвоста,
Что коню
Одна верста!
Шаг - и поле,
Два - и лес.
- Прокатите!
- Нету мест!
И возница -
Озорница
Хлесь вожжами -
Наутек!
Обернулась,
Улыбнулась:
- Догоняй меня, браток!
Не догнать мне
Двадцать лет,
К ним возврата
Больше нет!
1956
СПОЙ, ПРОКОПЬЕВНА!
Спой мне, Прокопьевна, песню протяжную,
Спой мне вечорошную, спой мне беседную,
Спой мне сибирскую, спой мне бродяжную,
Спой мне слезовую, спой милосердную.
Спой мне!
Твой голос сквозь годы прорежется,
Как очевидец былого и старого,
Правда твоя в потаю не удержится,
Выйдет у зла свою долю оспаривать.
Вот и запела.
В углу богородица
Плачет, плачет, плачет, болезная,
В песне, как в сказке, остроги городятся,
Крепятся крепи и тыны железные.
Вот и запела - и вышли колодники,
И загремели железы постылые,
Возле седатых и хмурых - молоденький.
Это за что вас, сердешные, милые?
Хватит, Прокопьевна, кончи кандальные,
Спой мне веселые, свадебно-светлые,
Глянь за окошко на россыпи дальние.
Снежно-алмазные, радуго-цветные.
Сани трактом идут тюкалинским
С лесом, с хлебом, с железом, с крупой.
В снежные дали глядят трактористы,
Месяц им светит и звезды в упор.
Млечный Путь, будто русло речное.
Празднично ясные дали слепят.
И через это пространство ночное
Скрипом рабочим полозья скрипят.
И далеко раздается скрипенье
Возле сибирских колхозных дворов.
Я и Прокопьевна слушаем пенье,
Неумолкаемый гул тракторов.
1956
СУББОТА
Женщины,
Сияя глазами,
Выходят с тазами.
Суббота!
В ней чистое, доброе что-то.
Мимо веников, мимо березовых,
Мимо мыл туалетных и розовых
Проплывают без тени обиды
Краснопресненские Артемиды,
Дорогомиловские Дианы,
Полногруды, пышны и румяны.
И подъемлется над тротуаром
Человеческий гимн: -
С легким паром!
Чалит к дому кирпичпому тихо
Молодая ткачиха.
Не придумать такую Родену -
Шелестящую, нежно-рябую.
Я в шелка ее грубость одену,
В лучший хром ее робость обую.
Пусть она не Венера Милосская,
Не холодное изваяние,
Но зато человечески ласковая,
Обжигающая на расстоянии.
Видно, сердцем я вырос,
Когда мне открылось,
Что у каждого дома - мадонна,
У каждого сердца - заветная дверца,
Открой ее добрым ключом,
И ты облучишься лучом,
И станешь сильнее Атланта,
И грянешь всей мощью таланта.
1956
ДЕДУШКА
Сняты фартуки, вымыты руки.
Время трапезы, хлеба, воды.
На колени взбираются внуки
Под широкий навес бороды.
- Милый дедушка, сказку бы, что ли…
- Про медведя с лисицей? - А то!
- Будет время, услышите в школе
От учителя - я не Барто!
Вот вам сказка: отец ваш в могиле,
Он фашистом убит у крыльца.
Только деда зачем-то забыли,
Пожалели, должно быть, свинца!
И молчанье в дому, и заминка,
И слезу утирает сноха.
А свекровь на печи, как лучинка,
Как разжожка, суха и плоха.
- Ничего! Как-нибудь подрастете!
Дед поднялся, топор на плечо,
И с порога, на полобороте:
- Не замай! Дать им хлеба еще!
Вот уж он подымает стропила,
Топором выбирает пазы.
А внучата идут по крапиве
В направленье июльской грозы!
1956
Два порядка пуговиц,
Черное пальто.
Ходит некий путаник,
Гражданин никто.
Два порядка пуговиц,
Золотой транзит.
Он кого запугивает,
А кому грозит.
Иванову скажет:
- Берегись Петрова!
А Петрову скажет:
- Бойся Иванова!
Для него все общество
Склока и клоака.
Заступись, пророчица,
Защити, Плевако!
1962
ВЕСЕННЯЯ СКАЗКА
Весна запела в желобе,
Гром заржал, как кони…
Лопаются желуди,
Жизнь пускает корни.
И встают дубравы
Около гудрона,
Около кювета,
Где стоит Бодрова.
Лидию Александровну
Обгоняют «газики».
Лидия Александровна
Из Тимирязевки.
Сколько сияния
В молодой царевне!
Это от слияния
Города с деревней!
У агронома сельского,
Что вполне естественно,
Народилась доченька.
И это не от дождика,
И не от прохожего,
И даже не от ветра!
Хорошая, хорошая
Девочка Света!
Идет отец Светланы -
Молодой лесничий.
А кругом поляны,
Всюду посвист птичий.
Вот он нагибается,
Спрашивает деревце:
- Как приживаешься?
И на что надеешься? -
Деревце листиками
Отвечает нежно:
- Вырасту, вырасту,
Это неизбежно. -
А за лесом — храм,
Золотая луковица.
Двенадцатый век
С двадцатым аукается!
А весна идет,
Гром в болота бьет.
Прячутся лягушки,
Крестятся старушки.
А Светлана босенькая:
Топ! Топ! Топ!
Толстенькая, толстенькая,
Как первый сноп.
К радуге тянется,
Дождику рада.
Что с нею станется?
А то, что и надо.
В маминых подсолнухах
Светлане ходить.
В дубровах отцовых
Светлане любить.
С милым аукаться:
- Ау! Ау!.. -
Ах, какие капли
Падают в траву!
1962
Завтра закосят. Прощай, луговая гвоздика,
Завтра краса твоя тихо к ногам упадет.
Луг - это русское чудо. Гляди-ка, гляди-ка,
Как он невинно, нетронуто, непринужденно цветет.
Чтобы проститься мне с травами, я упаду в
медоносы,
К теплым кореньям, на древнее темя земли.
Кружатся пчелы, летают зеленые осы,
И приземлено гудят золотые шмели.
Вот и утихли во мне озорство и бедовость,
Замерло слово в смущенно умолкших устах.
Как оглушительна эта земная медовость,
Как упоительно это журчанье в кустах!
Все околдовано зноем, медлительной ленью
И ограничено дальним молчаньем лесов.
Этому буйству лиловому и голубому цветенью
Жить остается всего лишь двенадцать часов.
Завтра закосят. Земля обнажится исподом,
Высушит солнце зеленую эту траву.
Пчелы, спешите! Спешите управиться с медом,
Мне он не нужен, я с солью весь век проживу!
1962
ДУРА
Звучит во мне слово - дура!
Тихое слово - дура,
Ласковое слово - дура,
Нежное слово - дура.
«Дура, оденься теплее!»
«Дура, не дуйся весь вечер!»
Дура - совсем не обидно.
Дурак - это дело другое!
Дурак - это очень обидно,
Не только обидно - опасно.
А дура почти как Сольвейг,
А дура почти как Моцарт.
Дура необходима:
Для злости, для божьего гнева,
Для ужаса и контраста.
Дура - это прекрасно!
1963
Кто ты, девушка раскосая?
Иль бурятка? Иль якутка?
Волосы - чернее кокса,
А лицо - белее первопутка.
Ну, заговори со мной!
Не гляди, что я не очень молод.
Я в душе — мальчишка озорной,
Хоть штыками времени исколот.
Я люблю людей. А ты - средь них,
Хоть еще живешь в семье у матери.
Хочешь, буду твой жених,
Рыцарь справедливый и внимательный?
Хочешь, буду дедушкой твоим,
Расскажу тебе забаву-сказочку?
В очереди вместе постоим,
Я тебе куплю баранок вязочку?
Хочешь, светлым ангелом взлечу
И зажгу на темном небе зарево,
К твоему упругому плечу
Крылышком притронусь осязаемо?
Хочешь, стану льдом средь бела дня
Возле Вереи иль возле Рузы?
Надевай коньки и режь меня,
Я стерплю во имя нашей дружбы!
Но в твоих глазах черным-черно,
Тут не жди помилованья частного.
Все, чего хочу, — исключено.
До свиданья, девушка! Будь счастлива!
1963
КАЗАЧКА
Черные косы у Черного моря,
Черные брови у синей волны.
Что-то в характере очень прямое,
Руки, как вёшенский ветер, вольны.
Ты не для томных вздыханий и грусти,
Вся ты как грива коня-дончака.
Труса к себе никогда не подпустишь,
Если полюбишь, то смельчака.
Очи, как темный, немереный омут,
Всей глубиной о любви говорят.
Весла от рук твоих весело стонут,
Губы от губ твоих знойно горят.
Не принимаешь ты мелкой подачки:
Ужин, кино иль прогулка в такси.
Ты говоришь мне, что любят казачки
Напропалую, хоть солнце гаси!
Квелые, хворые все на курорте,
Каждый какое-то снадобье пьет.
Только в твоей бесшабашной аорте
Радость и сила степная поет.
1963
Все кукует, все ликует,
Все цветет и все поет
Для того, кто рано утром
Вместе с солнышком встает.
Вот, к примеру, плотник сельский,
Сел на угол: тяп да тяп! -
Как щепа, взлетает сердце,
И в душе другой масштаб.
А пастух?
Берут завидки!
Посмотрите на него:
Как затрубит у калитки,
Всполошится все село.
А рыбак?
Он притаился
И следит за поплавком,
Вся мечта, чтоб соблазнился
Крупный окунь червяком.
А грибник?
Он, как алхимик,
Что-то ищет у дубов,
От росы по пояс вымок,
Не беда - набрал грибов.
А засоня?
Этот дома
Спал всю ночь и встал в обед,
От его хандры и стона
Никому покоя нет!
1964
Не называйте стариков стариками!
Это и так понятно.
Не умрете — состаритесь сами,
Будет и вам неприятно.
Называйте по имени,
Величайте по отчеству,
Вспоминая ближайшего предка.
Дорогие товарищи, вот чего
Забываем нередко.
Особенно бабушек берегите,
Им не спится до полночи.
Если можете - помогите,
Хотя и не просят о помощи.
Скажите старушке:
- Варвара Власьевна,
А вы на пенсии помолодели. -
И засияет:
- Спасибо на слове.
В самом деле? -
И прифасонится,
И приосанится,
И говорить станет ласково-ласково,
И телевизор смотреть останется,
И отхлебнет чайку краснодарского.
Все становимся стариками.
Все уходим в конце концов.
Не стареют одни баррикады,
Баррикады октябрьских бойцов!
1964
МОЯ ГЕРОИНЯ
На горячей груди паровоза
Тихо тает снежок января.
Ты приехала из колхоза
В город мой, героиня моя.
Одеваешься не по-московски,
Ну да это совсем не беда.
Чуть глаза по-уральски раскосы,
Зубы - белые жемчуга.
Брови - две золотистых лисицы,
А вернее - вечерний закат.
Ненакрашенные ресницы
Лучше крашеных во сто крат.
- Как у вас там? -
Смеешься: - Порядок!
Зиму встретили, ждем весны,
Днем работаем, вечером на бок,
Спим и видим хорошие сны.
А чего нам? На ферме моторы,
Электричества хоть отбавляй.
Выйдешь в поле - такие просторы,
Что куда там придуманный рай!
От тебя, полевая Россия,
От улыбки льняной и ржавой
Веет молодостью, и силой,
И уверенностью озорной.
1965
СИБИРЯЧКА
Так глазницы твои пропилены,
Так срослись твои брови - тайга,
Что хохочут и охают филины
И шарахаются снега.
По твоим припорошенным пяткам
И по азимуту очей
Я пойду за тобой, азиатка,
В преисподню сибирских ночей.
Как мне нравится нос горбинкой,
Шубка беличья, девичий смех,
Мне одною свинцовой дробинкой
Угодить бы в твой беличий мех.
Ты спускаешься стежкою зимней
К покоренному Иртышу.
Так мне нужен твой порох бездымный,
Что догнал тебя и не дышу.
Пусть собаки сибирские лают,
Пусть хватают за икры на льду,
Пусть на каторгу посылают,
Все равно я тебя украду!
1965
Гомер не знал о пылесосе,
Он пыль руками выбивал,
Но в каждом жизненном вопросе
Не меньше нас он понимал.
Адам и тот имел понятья,
Умел сомненья разрешить,
Он думал, а какое платье
Для Евы к празднику пошить.
Ликующий дикарь с дубиной,
Уйдя с охоты, вдруг смирел,
И, пробираючись к любимой,
Бросал дубину, брал свирель.
У самых древних, самых диких
Не пусто было в черепах,
И было поровну великих
И в наших, и в других веках.
Отсюда вывод — будь скромнее
И знай, что в древности седой
Все люди были не темнее,
Чем те, что пиво пьют в пивной!
1965
ПЕРЕПОЛОХ
Проснулся поселок
От страшного крику:
- Ловите! Держите!
Воруют клубнику!
Проглянул полковник
С балкона в исподнем,
Лицо перекошено
Гневом господним.
- Да кто им позволил?
Нахалы! Бандиты!
Скорее! Смелее!
Ловите! Держите!
Вяжите! Ведите!
Хватайте! Судите!
Что медлите вы
И чего вы глядите?
Но вот убедились
Все дачники скоро,
Что крики напрасны,
Что не было вора.
Шутник-рыболов,
Уходя на рыбалку,
Забросил в клубнику
Ненужную палку.
Вот все, что случилось,
Что истинно было.
Но частная собственность
Сослепу взвыла!
1967